Хантер Бомон «Смотреть на душу» Духовная психотерапия.

Я рекомендую всем, кому интересна тема системных расстановок, особенно для начинающих расстановщиков эту книгу. В ней дается конкретика работы системного терапевта. Очень просто и доступно описывается методика работы и даются хорошие пояснения всех тем непонятных феноменологических явлений без премудрости и налета магизма.

Ниже описание того, что собственно получается в процессе психотерапевтической практики, в которой я использую несколько видов психотерапий (или модальностей).

«Благодаря терапевтической работе клиент изменяет свою картину и восприятие мира. Мы помогаем ему на когнитивном уровне понять то, чего он не мог понять в детстве, в периоды запечатления, и чего он не знал в обширном контексте историй жизни членов своей семьи. Мы даем ему возможность на эмоциональном уровне почувствовать и выразить то, чего он не мог почувствовать тогда и от чего он был вынужден уйти и закрыться, чтобы это вынести. Также мы помогаем ему на физическом уровне воспринять и почувствовать то, чего он не мог почувствовать и вынести тогда. Так что теперь он может следовать своим импульсам, которые тогда не достигли цели. Модель, которая наложила на него отпечаток в прошлом, может быть изменена, когда его новый, расширенный опыт вызовет к жизни другую, новую модель. В этом смысле клиент изменяет свое прошлое". Как сказал Милтон Эриксон: «Никогда не поздно иметь счастливое детство».

У человека есть «движение навстречу» или «движение любви», которое проявляется в интересе к миру, внутренней открытости – это первичное движение, направленное на встречу с объектами и людьми, задача которого – устанавливать и сохранять контакт со всем, что необходимо для жизни и выживания. То есть любая депрессия, болезнь, минимизация общения, и материальных благ можно рассматривать как нарушенное первичное движение. Первичному движению навстречу  соответствуют первичные чувства -  это чувства, связанные с кем-то или чем-то, они придают сил и адекватны ситуации: это может быть и «любовь, но так же и негодование в ответ на несправедливость или страх в опасной ситуации». Для физического состояния характерны расслабленность, подвижность, спонтанные и адекватные ситуации реакции.

«Люди, которые могут испытывать свои первичные чувства и жить в движении навстречу, на терапию обычно не приходят. Они способны искать контакта и обмена с другими людьми и строить общение таким образом, что оно приносит им удовлетворение».

«Под «движением прочь» можно понимать любой вид ухода, когда клиент внутренне отворачивается и закрывается. Это нужно ему.. чтобы защитить себя в ситуации, которую он не мог бы встретить иначе, с которой по-другому встретиться не может. На уровне тела …  постоянное напряжение, на когнитивном уровне … представления и концепции как что-то должно быть, а не как это происходит на самом деле. Вся позиция клиента соответствует слову «нет».

«По своей силе вторичные чувства обычно не соответствуют ситуации… служат для защиты, отграничения, снятия напряжения. Поскольку источником вторичных чувств и сопутствующих им физических состояний является не нынешняя ситуация, а внутренние образы и прежний опыт, для клиента характерна тенденция выпадать из контакта с терапевтом и закрывать глаза».

«Если связь [контакт матери и ребенка или ожидания ребенка от взрослых об адекватной заботе и внимании к себе] нарушается часто и надолго, то…наступает предел, когда бессилие одерживает верх и ребенок больше не пытается установить контакт с другим человеком. Он словно бы принимает в душе решение никогда больше не подвергать себя такому болезненному опыту, который вызывает у него эти физические состояния, никогда больше не вступать в близкие, глубокие отношения, а делать все самостоятельно».

А теперь сделайте самодиагностику и проверьте, умеете ли вы легко просить что-то для себя, ладно, просто что-то просить или вы практически все делаете сами, лишь бы не наталкиваться на болезненный отказ. Тот отказ, который вы ребенком пережили в детстве, когда ваши потребности остались без ответа. 

«Прежде всего в раннем детстве такой опыт означает для человека, что никакими своими действиями он не может ничего добиться от своего визави. Он словно бы чувствует, что из-за своей беспомощности он в конечном итоге обречен на смерть. Когда на терапии клиент приближается к первичным чувствам, которые стоят за вторичными стратегиями преодоления, он часто описывает чувство страха или страха перед жизнью в общем, глубокого, невыразимого ужаса, паники, страха смерти, экзистенциальной угрозы, а также ощущение (причем обычно под этим подразумевается страх), что он может раствориться, исчезнуть, пропасть».

«Когда клиенты рассказывают о ранних продолжительных разлуках, они часто добавляют, что, по словам родителей, они были потом очень послушны. В нашем понимании это означает, что ребенок смирился с безнадежностью ситуации. Он подчинился окружающему миру и сам больше не предпринимает попыток как-то на него повлиять».

I. Избавление отцов.

Иногда дети не могут посмотреть на своих родителей и увидеть их силу в том, как последние переживают свою слабость.  Сын не мог любить своего отца, который был «под каблуком» у жены, болел Паркинсоном, был в плену и после освобождения все еще продолжал оставаться там, чтобы не бросать своих товарищей. С точки зрения сына отец был слабым. Но взглянув на то, что перенес и пережил отец, ощутил то, как много на это требуется сил физических и духовных, и после фразы «Я рад, что мне не пришлось пережить то, что пережил ты», посмотрел на отца со своей детской позиции. «У него на глазах появляются слезы… он говорит: «Я никогда не видел силы моего отца. Не думаю, что я сумел бы справиться со всем этим так же хорошо, как он».

«В тот момент, когда мужчина начинает понимать, что такое семь лет в плену, его представление об отце меняется. И одновременно меняется его самосознание и отношение к умершему отцу… у него уже другие отношения с отцом, чем в начале, когда он сказал: «Мой отец был слабым человеком». Это душевное движение становится избавлением и для отца и для сына…  Кроме того, в этот момент меняется и образ матери, поскольку мужчина начинает сознавать, что это значит для женщины, когда ее вернувшийся с войны муж уже не тот человек, за которого она выходила».

«Многие говорят: «Я бы хотел, чтобы у меня были другие родители». Это детское желание, поскольку с генетической точки зрения те родители, которые есть, именно такие, как надо, более того – они единственно возможные. Будь у нас другие родители, нас бы не было. Мы не вольны иметь других родителей, мы можем только принять тех, которые у нас есть, такими, как они есть. Это возможно, если у нас получится посмотреть на суть наших родителей изнутри нашей сути…

То, как я про себя думал, есть я, разом исчезает в тот момент, когда я заключаю отца и мать в свое сердце и полностью принимаю их такими, какие они есть.  Движение души, которое позволяет мне это сделать, - это то же движение, которое позволяет мне смотреть изнутри моей сути.

Когда появляется любовь – наша любовь к отцу и любовь отца к нам, - она обладает мощью и оживляющей силой. Она пробуждает в душе ребенка чувство: я справлюсь, у меня есть силы, я могу».

«Дети не способны понять экзистенциальную ситуацию, роковое в своих родителях. Им не хватает жизненного опыта, чтобы разобраться, с чем связано то, что делают их родители. По этой причине дети неправильно оценивают родительские поступки. Иногда они всю жизнь живут с неправильным или не полным представлением о родителях и считают, что они такие и есть. Откуда ребенку знать, каким бременем ложатся на душу семь лет плена? А если ребенок не может этого знать, то как ему понять своего отца как человека?..

Мы собираемся сделать все намного лучше, чем наши собственные родители, а потом – если мы честны с собой – понимаем, что порой бываем ничуть не лучше их».

«Жертва и агрессор образуют системное единство. Пока я считаю себя жертвой, мне необходим агрессор. Если я больше не хочу видеть в себе жертву, мне нужно отпустить моего агрессора.

Страдая в детстве от причиняемой родителями боли, мы воспринимаем могущественных родителей как агрессоров, а себя в системе жертва-агрессор мы расцениваем как жертву. Позже, когда мы понимаем, что жизнь из позиции жертвы далеко не оптимальна, мы сталкиваемся с той проблемой, что для того, чтобы отказаться от роли жертвы, нам нужно отказаться и от обвинений в адрес наших родителей… мы должны быть способны перестать идентифицировать себя с жертвой и со страданиями. Сделать этот шаг крайне трудно. Это значит отказаться от старой идентичности, чтобы обрести новую. На это требуется сила. Откуда она берется? Силу, которая поддерживает нас в том, чтобы найти себя в этом мире, мы называем силой отца».

Родители, если были жестоки с детьми, отвечают за свои поступки сами. Но дети могут определять, как далеко идут последствия действий их родителей. Оставаясь в жертве, ребенок не может построить свою хорошую судьбу и не может дать хорошую судьбу своим детям. И тогда его отец, наблюдая с небес за последствиями своих поступков, несет долговременную ношу вины, наблюдая, как страдают его внуки. «Последствия его действий не имеют конца. Но это решает не только отец, но и ребенок. Отец отвечает за то, что сделал он, а ребенок – за то, что теперь делает с этим он сам… Если у нас получится принять на себя то негативное, что относится к нашему роду, признать свою за это ответственность и, может быть, на десять процентов изменить это к лучшему, то нам будет лучше. Будет лучше нашим детям и будет лучше нашим родителям, даже если их уже нет в живых».

«Мужчина находит свой путь к сути мужчины и сути мужского вместе с отцом и другими мужчинами, в качестве маминого любимчика ему не найти».

«Если мать презирает отца и все мужское, сунны трудно стать мужчиной».

II. Рождение матерей.

«Занимаясь душой… мы познаем ее тонкие движения – прежде всего открывание и закрывание. Мы обнаруживаем, что душа подобна цветку… Мы можем почувствовать, как вот здесь, в области груди, душа открывается или закрывается. Когда она открывается, мы чувствуем, что мы полностью здесь и доступны для контакта, для соприкосновения. А когда она закрывается, мы чувствуем, что не совсем здесь… обида может моментально заставить душу закрыться. В такой момент мы можем продолжать говорить – даже если на самом деле мы уже не здесь. Но такой контакт остается пустым и приносит мало радости».

«Люди, которым интересно наблюдать за душой, делают это потому, что любят душу, а еще потому, что чувствуют, что если они этого не делают, то им чего-то не хватает».

«Психоанализ пришел к пониманию… что «сужения» души объясняются паттернами, возникшими в детстве вследствие травм или дефицитов… главным образом в отношениях с матерью и родом…То хорошее или плохое, что мы помним, может быть отчасти верно, но если мы полагаем, что это и есть наша мать, то мы не видим ее во всей полноте…

мы верим, что лучше нам могло бы быть в том случае, если бы наша мать была или стала другой, как она есть. Наша злость на нее, наше разочарование – даже обоснованные ее поступками – не самым лучшим образом влияют на душу. Из-за них мы остаемся привязанными к матери как дети. Тогда душа перестает ритмично открываться и закрываться и застывает в том или ином положении, хотя ей свойственно двигаться в соответствии с контекстом».

«В расстановках мы постоянно встречаемся с тем феноменом, что заместители испытывают чувства, которые на самом деле принадлежат другим людям… к этим феноменам следует отнестись очень серьезно – даже если  их трудно верифицировать при помощи науки. Хотим мы того или нет, но наше окружение на нас действует.

Но если это оказывает такое действие на расставленных в поле семьи взрослых, о каково это должно быть для находящегося в матке эмбриона или маленького ребенка, который еще очень тесно связан с матерью?..

Ребенок чувствует ее надежду, ее отчаяние, ее радость, ее усталость, и со всем этим ему нужно как-то справляться».

«Что происходит, когда душа ребенка соприкасается с болью матери, например, во время родов? Что происходит, когда она встречается с материнскими переплетениями, когда душа совсем еще маленького ребенка движется к матери и встречается в ее душе с зоной холода, или зоной гнева, или зоной гречи? Что происходит в отношениях, когда мы приближаемся к своему партнеру и чувствуем, что он не здесь? Разве у нас, взрослых людей, душа в этот момент не отшатывается, не отступает и как-то съеживается? … то же самое, как мы предполагаем, происходит с нерожденным или маленьким ребенком.

Сжаться – это обычный способ справиться с болью.

Но если ребенок тянется к матери и слишком часто обнаруживает, что ее нет, что ее душа закрыта,, то тогда его душа тоже сжимается и закрывается.

Из этого сжатого состояния не просто переживать интимность. Не просто любить, не просто созерцать и ощущать полноту жизни. Мы – пленники нашего собственного сжавшегося маленького «я».

Из знающей любви взрослого человека, а не из слепой любви ребенка, человек может сказать: «Мама, если я сделаю то, что ты от меня требуешь, твоя вина возрастет. Именно потому, что я люблю тебя, я не сделаю того, чего ты от меня требуешь».

 

«Рождение в нашей душе матери как человека начинается с того, что мы… учимся видеть ее такой, как она есть – в ее одиночестве и боли,  - не закрывая свое сердце и не вмешиваясь в ее судьбу. Мы учимся видеть ее в контексте, в ее семье вместе со всеми тем, кто к ней относится, не ожесточаясь и не поддаваясь искушению стать ее спасителем. И с любовью в сердце мы говорим ей: Последствия твоих переплетений я оставляю тебе. Нет, я не сделаю того, чего ты требуешь по воле переплетений. Я не причиню тебе такого зла».

«Наши родители – единственные родители, единственные люди на земле, которые смогли дать нам жизнь и силу, чтобы ее прожить. У любых других родителей был бы другой ребенок, а нас бы не было. Вместе с даром жизни мы получили еще и силу наших родителей, силу бабушек и дедушек, силу всех наших предков. Сила неотделима от жизни. Когда душа закрывается, она не пропадает – мы просто утрачиваем к ней доступ. Она ждет нас и вместе с забытой жизнерадостностью и мужеством жить пребывает в нашей детской душе».

III. Исцеление женщины.

«В нашей работе понятие «травма» …включает в себя длительные ограничения, запреты на восприятие, а также модели поведения, которые были необходимы, чтобы пережить тяжелые события… Травма… - это то, что побуждает или вынуждает душу закрыться. Это может быть невыносимая боль, шок, утрата или неоднократное переживание чувства непосильности, бессилия или беспомощности. В этом … понимании травмы я опираюсь на работу Аллана Шора… если коротко обобщить, то его точка зрения такова: «На своем уровне нейрофизиологического  развития младенец не способен регулировать собственное возбуждение. Если он голоден, ему нужен кто-то, кто его накормит, если он боится или ему больно, ему нужен кто-то, кто его покачает, успокоит и утешит. Исследования однозначно показывают, что для нейрофизиологического развития младенца ключевое значение имеет то, как часто и насколько эффективно регулируется уровень аффекта. Также ясно, что мать и младенец настраиваются друг на друга и действительно образуют одну систему регуляции аффекта… мозговые волны кормящей матери младенца действительно приходят в соответствии друг с другом».

Травма развития может возникнуть, если младенец неоднократно переживает, например, такую ситуацию: «Мне не помогают регулировать мои аффекты, мое возбуждение, мое раздражение, поэтому мне приходится приглушать их самому. Меня до глубины души пугает хаотичное возбуждение, которое я не могу регулировать сам». Младенец усваивает опыт хаотичного восприятия и ощущений в теле в сочетании с ощущением неспособности самостоятельно их регулировать. Он учится подавлять возбуждение, но не интегрировать его. Подавление чувств превращается … в жизненную привычку.

Или травма может возникнуть, если мать нуждается в ребенке и использует его для того, чтобы успокоиться самой. Тогда ребенок очень рано усваивает опыт: «То, что мне нужно, не главное, главное то, что нужно маме. Меня используют, я не важен, нет смысла обращать внимание на то, что мне нужно, раз я все равно этого не получу». Приспособиться к окружению важнее для выживания младенца, чем его автономия. Долгосрочными последствиями  приспособления к такой ситуации в детстве часто становятся недоверие в интимных ситуациях и большая осторожность при сближении с партнером.

Как третий вариант личной травматизации сюда добавляются такие события как война, бегство, голод, стихийные бедствия, смерть или брошенность. Здесь мы оказываемся беспомощными заложниками ситуации и переполняющих нас в этой связи эмоций.. Мы лишены контроля над ситуацией. Беспомощность стимулирует защитную реакцию. Душа закрывается – она словно бы отворачивается от того, с чем не может справиться».

IV. Супружеские отношения как религиозное свершение.

«Ненависть и гнев – это на самом деле слепые попытки убрать препятствия между «я» и «ты», чтобы сердце могло раскрыться».

«Ни одно окружение не может быть совершенным. Случаются войны, голод, болезни. Все родители в большей или меньшей степени чем-то обременены. Поэтому каждому ребенку приходится вырабатывать привычки, помогающие справляться с тем, что мир порой не дает нам того, что мы хотим.

Каждый может проверить собственные привычки при помощи простого мысленного эксперимента. Подумай о том, как кто-то мог бы тебя порадовать.

Ты действительно чувствуешь себя вправе потребовать то, чего ты хочешь?

Ты исходишь из того, что получишь то, чего хочешь, если речь идет о желаниях и потребностях твоего сердца?

Или ты скорее исходишь из того, что это может быть непросто, что это может вызвать непонимание и привести к отказу?

Ты скорее осторожен с такими просьбами?

А некоторые обнаружат, что научились вовсе не замечать, чего они хотят.

Когда пара встречается, за плечами у каждого из партнеров примерно 20 лет опыта жизни в собственной семье. Они усвоили действующие в ней правила. Они видели, как общаются друг с другом отец и мать, как строятся отношения, и в собственных отношениях они следуют этому примеру до тех пор, пока не научатся чему-то новому.

Менять такие привычки – серьезный труд… чтобы от них отказаться, нужно сначала их обнаружить.

Существует как минимум три душевных движения к «ты»:

1. Это развитие восприятия в отношении препятствий. Это значит, что пары учатся по-другому смотреть. Умение смотреть не обязательно делает вещи проще, но оно открывает душу и расширяет жизненное пространство.

мы склонны выстраивать Любовь в отношениях такой, какой мы знали ее в детстве. В своей сегодняшней жизни мы организуем отношения таким образом, чтобы они были похожи на отношения, знакомые нам из детства, и ради этого мы скорее смиримся с неудовлетворенностью и всеми связанными с этим трудностями, чем нарушим лояльность к родительской семье.

Умереть, не успев, не сумев во всей полноте испытать этот глубокий, подлинный контакт на уровне «ты», кажется просто неправильным. Это большая утрата, если мы заканчиваем жизнь, не реализовав этот человеческий потенциал. Это больно, и душа горюет об упущенной возможности.

2. Второе движение, позволяющее научиться говорить «ты», - это внутренняя переориентация, внутреннее обязательство любить правду. «Обязательство» - не совсем то слово, поскольку это душевное движение ощущается скорее как выражение любви, а не как исполнение долга. Любви к расширенному способу видения и понимания.

«Я хотел, чтобы меня видели таким, как я ест». Что происходит в душе, когда мы приходим к этому движению переориентации и осуществляем его? Конечно, бывает по-разному, но в большинстве случаев люди чувствуют, что расслабляются, раскрываются, перестают напрягаться и прилагать усилия: они чувствуют любовь. Любовь, заключающую в себе еще и дружбу.

3. Третье движение к «ты» - это диалог. Если мы хотим освободиться от ограничивающих нас привычек, нам нужны друзья, люди, которым мы можем достаточно доверять, чтобы поставить под вопрос свое собственное восприятие, чтобы мы могли проверить, что является привычкой, а что правдой. И если оба партнера посвящают себя полной и серьезной проверке привычек – что может быть прекрасней? Кто скорее может нам помочь посмотреть на нашу бессознательную нелюбовь к телу, чем наш любовник? Кто скорее может нам помочь пересмотреть привычки из детства, чем мать или отец наших детей? Кому мы на самом деле должны доверять больше, чем нашему спутнику жизни?

Когда я смотрю на людей на улице и спрашиваю себя, сколько из них идет этим путем, я вынужден признать, что для многих это, вероятно, слишком трудно.

V. Как дети и родители создают друг друга.

«Любящим родителям больно, когда они вынуждены беспомощно наблюдать, как страдают их дети, поскольку душевная связь между ними настолько сильна, что они буквально физически ощущают их страдания… Если у детей все хорошо, то и родителям хорошо, если же дети страдают, то любящие родители страдают вместе с ними.

Одна женщина уехала со своим мужем, врачом, в Африку. Однажды она стояла перед клиникой, где он работал, и наблюдала за женщинами и детьми, которые дожидаясь приема, стояли в длинной очереди. Одна женщина периодически вынимала своего ребенка из платка, в котором она носила его на спине, сажала на землю, давала ему «сделать свои дела» и снова удобно усаживала в платок. После того как это повторилось несколько раз, европейская женщина спросила африканскую мать: «Откуда ты знаешь, что твоему ребенку надо в туалет?» Женщина недоуменно спросила в ответ: «А ты откуда знаешь, что тебе надо в туалет?»

«Множество строгих воспитательных мер – не что иное, как попытка родителей защититься от боли, которую причиняют им неудачи ребенка… но когда воспитание переходит невидимую линию и начинает ограничивать детей, чтобы защитить родителей, мы рискуем скорее навредить детям своим воспитанием, чем помочь им».

«У многих маленьких детей часто есть только один вариант – максимально приспособиться и ждать, пока детство закончится. Для взрослых, желающих изменить адаптационные модели из детства, есть одно разрешающее движение души и некоторым удалось его найти. Это движение всегда дается с трудом и часто с болью. Он требует от ребенка очень многого – но и много дает. Это движение требует, чтобы мы, с открытым сердцем стоя перед нашими родителями, полностью, не защищаясь, воспринимали и чувствовали их боль и разочарование в жизни и в то же время шли своей собственной дорогой. У нас есть возможность уменьшить родительскую вину, позволив себе быть благополучными. Это возможно только с любовью, благодаря любви и в любви».

«Порой дети смотрят на своих родителей и думают: «Раз я люблю родителей, то, чтобы не причинить им боли, я должен отказаться от моих заветных желаний» Если ребенок отказывается от того, что ему действительно по душе, только потому, что не хочет сделать больно родителям, то любовь извращается. И какой родитель мог бы с чистой совестью и открытым сердцем сказать своему ребенку: «Ты должен причинить себе боль и осложнить себе жизнь, чтобы мне не было больно»?»

Мать не желает, чтобы дочь выходила замуж за «сухого» алкоголика. Если бы она «могла с открытым сердцем сказать своей матери: «Мама, я люблю тебя, твоя боль причиняет боль мне, и я не хочу без нужды делать больно ни тебе, ни себе. Я бы могла отказаться от замужества. Но если я это сделаю, то мою жизнь будет определять твой страх, а не то, что правильно для меня. Если, послушавшись твоего страха, я испорчу себе жизнь, то ты будешь в этом виновата. Я не хочу увеличивать твою вину – я люблю тебя и поэтому не поступлю так с тобой. Я постараюсь уберечь нас обеих от искушения из-за страха отказаться от того,, что правильно. Я люблю тебя и поэтому пойду своей дорогой со всеми рисками и всеми последствиями, которые это будет иметь».

«Детям нужно расстаться не с родителями как с людьми, им нужно расстаться с детским искажением родительской любви. Освободиться от искаженных представлений детской любви – значит одновременно распрощаться с представлением о том, что «я – ребенок». Парадоксальным образом это становится лишь тогда, когда дети заключают в свое сердце родителей как людей и отказываются от попытки как дети отделиться от них как от родителей. Если дочь…подумает: Ладно, я не выйду за него, чтобы у мамы не случилось инфаркта», - то кто тут тогда ребенок, а кто родители?»

«В какой-то момент детям приходит пора идти своей дорогой и предоставить родителям самим решать, как они обойдутся со своими болью и страхом».

VI. Самоисцеление: надежда или иллюзия?

«Мы можем лечить болезни души в том смысле, что мы можем кое-что сделать для того, чтобы обнаружить и убрать то, что выстроили мы сами. Поэтому мы можем обещать, что в жизни станет больше смысла – но не обязательно, что увеличится ее срок. Но, раз мы живем, мы можем влиять на то, как мы живем… все кончится так, как оно кончится… И если мы не будем претендовать на то, что мы знаем, как это должно быть, а признаем, что будет так, как будет, и будем делать то, что реально для человека, то мы снова окажемся на твердой почве».

VII. Психотерапия как помощь на духовном пути.

На мой взгляд – это одна из ключевых глав в книге. Невозможно процитировать все, т.к. все важно, но для этого мне бы следовало переписать всю главу. Сожалею, привожу здесь лишь небольшие отрывки, но для полного и глубоко понимания лучше будет прочитать главу полностью, чтобы восприятие было без искажений.

«Ребенок чувствует мать и отца и своей душой тянется к ним. Если из-за боли их душа закрыта, то ребенок чувствует себя нежеланным, непонятым и отвергнутым. Далее в жизни человек также может находить место в мире, где чувствует себя подобным образом. Чтобы пережить эту боль, мы закрываем свою душу и выстраиваем свое «я» и тогда «мы оказываемся в таком жалком состоянии, что наша душа ненамного открывается, лишь когда нас кто-то видит... То есть в том, чтобы это место открылось, чтобы мы могли жить в душе… мы зависим от увиденности другими. В этой зависимости мы попадаем под давление необходимости делать то, что нравится другим, прикладывать усилия, добиваться. Если внимательно приглядеться, то за этой внутренней необходимостью стоит колоссальный страх: если я не заставлю другого меня признать, то признания не будет, то во мне это не раскроется, и я кажусь себе безнадежно потерянным. Однако подлинная побудительная причина в том, что то, что закрылось, стремиться раскрыться. Большинство людей… понят о том, что это за ощущение, когда душа раскрывается. Когда «я» смягчается и может уступить место, чтобы душа раскрылась».

«Я могу сказать: «Так, я решил каждый день медитировать», - и обратить внимание, каким тоном я себе это говорю… Любящий ли голос говорит мне: «Я решил каждый день медитировать», - или в нем есть что-то принудительное, что-то насильственное? Ведь если я буду медитировать, хотя в голосе, который мне это предписал, есть насилие, то результатом будет не духовное освобождение путем медитации, а увеличение власти сверх-Я. Опасность в том, что мое сверх-Я станет еще больше – за счет моей души.

Думаю, все мы знаем людей, идущих духовным путем, в чьей душе чувствуется некая узость, напряженность... Они последовательно выполняют все упражнения, но результатом в душе, если посмотреть с психологической точки зрения, становится не смягчение, не раскрытие, не возрастающая любовь к жизни, а строгость, упертость и ожесточение».

«Чтобы успешно идти духовным путем, необходимо научиться проводить различие между дисциплиной, которая с любовью привлекает нас к делу, и жесткой, насильственной самоманипуляцией, которая из ненависти и честолюбия понуждает нас к чему-то, что еще не закрепилось по-настоящему в нашей душе».

VIII.  Ненависть и духовность.

«Ненависть – это тонкое внутреннее движение, которое закрывает душу или сердце, чтобы нам не приходилось воспринимать и признавать человеческое в нашем визави».

«…мы можем спросить:

- Ненависть, чего ты хочешь?

- Уничтожить. - Что ты хочешь уничтожить?

Тут становится интересно. Если действительно ее спросить, то ненависть хочет убрать то, что как препятствие стоит между мной и тем, чего на самом деле хочет мое сердце. Ненависть хочет освободить мне дорогу, чтобы я мог идти туда, куда тянем мое сердце. Странно. В извращенной форме, которая возникает из-за того, что мы на нее смотрим, ненависть кажется чем-то плохим, она хочет разрушить, она хочет уничтожать людей. Но, посмотрев на нее внимательно, мы видим, что она стремится уничтожить то, что удерживает нас в нашем страдании. На самом деле она хочет нас освободить».

IX. Горе и скорбь.

Душа пластична, способна принимать разные формы, расширяться и сжиматься, перетекать и застывать.

От боли душа съеживается и застывает. Это похоже на то, как если бы мы ударили палец и сжали его другой ладошкой, чтобы уменьшить боль.

При разных жизненных обстоятельствах полезнее смотреть на то, что хочет душа, куда она движется, а не на то, что диктует разум или чувства, т.к. они могут противоречить движениям души. Иногда страшно и больно смотреть на что-то тяжелое, мы отворачиваемся и уходим. Но тяжелое продолжает быть. Это зависит от наших ресурсов, от того, на сколько прокачены силы нашей души чтобы справиться с тем или иным событием нашей жизни. Но если мы всякие раз имеем смелость посмотреть на то, что ранить, развернуть свою душу в сторону тяжелого, отгоревать, прожить этот опыт, наша душа становится сильнее и самое главное – она живет и продолжает жить дальше, чем если бы мы отвернувшись от тяжелого застыли в своей боли.

«Действительно ли скорбь – только эмоция? Что, если мы будем рассматривать скорбь не как эмоцию, а как движение души, движение, которое выполняет определенную функцию, которое проходит определенный процесс развития и имеет свое начало и свой конце? Функция этого движения – расширение души, которое необходимо после большой потери. Начало движения скорби заключается в том, чтобы внутреннее открыться для потери. Само движение скорби – это со-умирание, умирание вместе с тем, что было. Это движение приходит к своему завершению в возрождении к жизни».

«Избегаемая скорбь становится мукой и не дает трауру завершиться».

X. Когда мертвые начинают говорить.

«Солдат, переживший все ужасы войны в вынужденно диссоциированном шоковом состоянии, может говорить только с тем, чья душа открыта. С тем, кто предоставляет ему пространство, чтобы посмотреть на весь пережитый кошмар и заново упорядочить свой опыт».

«Мы нередко видим, что дети таких родителей [которые пережили смерть возлюбленного до свадьбы с родителем ребенка] бессознательно идентифицируются с умершим. Они будто чувствуют: раз моя мать или мой отец кого-то так сильно любила/любил, что даже спустя годы рана утраты еще не зажила, то я хочу, чтобы меня тоже любили, как его или ее, и сделаюсь на него или нее похожим. А если они умерли, то я тоже сделаюсь как мертвый, чтобы меня любили так же, как его или ее».

XI. Восприятие души.

«Бывает, ты пытаешься описать какое-то движение в душе, пока не очень отчетливое, пока неподвластное языку, ты еще только силишься найти слова, чтобы точно его описать, а твой собеседник говорит: А, да это просто то-то и то-то…» - тогда душа берет чемоданчик, собирает свои игрушки и уходит домой. Она сбегает. Она не желает выслушивать эти ограничивающие истории и интерпретации, потому что это злоупотребление. Это создает именно то, от чего душа хочет освободиться при помощи своего движения… Если она в состоянии, она хочет прийти к раскрытию своего собственного потенциала. И она не боится создавать нам порой проблемы и неудобства, пока мы не поймем: пора в путь».

Добавить комментарий

Защитный код
Обновить

Дополнительная информация